История создания ВИА «Добры молодцы»
Пролог
Юбилей Юрия Антонова, который стал отправной точкой
19 февраля 2010 года мой старинный товарищ и коллега – Юрий Антонов - широко праздновал свой 65-летний юбилей. Я с интересом следил за новостями в прессе, по радио и ТВ, с удовольствием посмотрел и послушал как всегда продолжительный живой концерт и от всей души порадовался за него. Быть до сих пор в такой форме и не растерять музыкальность, напор, энергию и обаяние - это редкий дар, которым обладал и обладает, самый яркий и популярнейший, на мой взгляд, автор и исполнитель своих песен Юрий Михайлович Антонов, как его теперь уважительно величают почитатели. Ведь его песни звучат для всех вот уже более 40 лет!
Я и Юрий Антонов на его юбилее в Санкт-Петербурге
Мысль зацепилась за цифры, числа… Я стал вспоминать наши молодые музыкальные годы. Начал просматривать старые фотографии, афиши, записные книжки, дневники, листать многочисленные странички в Интернете и был поражён, что очень многие писали о нашем ансамбле, о его происхождении, первых шагах, о нас – и всё это… абсолютная ерунда и неправда, а порой - явная и умышленная ложь.
Позвонил своим друзьям музыкальной молодости, мы поговорили на эту тему, и они подтвердили все мои печальные открытия. Я понял, что настало время поставить все точки над «i», и рассказать истинную историю нашей музыкальной жизни.
Начало её описано в моих заметках «История создания ВИА «Авангард» (via-avangard.narod2.ru).
Следующий этап нашей жизни начался в Чите, об этом и пойдёт моё повествование.
Чита: новая работа, новое название -
ВИА «Добры молодцы»
Итак, с 1 сентября 1968 года мы приняты на работу в Читинскую областную филармонию, я - в качестве инструменталиста тромбониста-гитариста-вокалиста и лидера нашей группы. А, в целом, это выглядело следующим образом.
Мы получили сольное отделение. Из Ленинграда к нам приехали Валерий Милевский - великолепный джазовый музыкант, певец, пианист и виброфонист, украшавший ранее своими песнями выступления оркестра Иосифа Владимировича Вайнштейна, и Володя Кириллов - прекрасный тенор из питерской группы «Грифы», с очень ярким высоким голосом, который закрыл все наши проблемы с верхними партиями в многоголосых песнях (порой в аккорде звучало пять голосов).
Вся программа состояла из двух отделений, первое из которых было сборное. Руководителем всей программы стал мой брат Игорь, который пришёл из Донецкой филармонии со своей женой – певицей Изабеллой Кереши, певцом Юрием Закатовым, и ещё парой вставных номеров. Они обеспечивали первое сборное отделение. Из Киева пригласили двух ведущих - парный конферанс, молодых и очень ярких артистов, которые раскачивали и доводили публику до слёз от смеха.
Именно здесь мы начали подбирать для ансамбля новое, более приемлемое, афишное имя. И наши конферансье Поляков и Остапенко предложили название «Добры молодцы», которое поначалу нас не вдохновило. Но по зрелому размышлению, мы решили его принять, ведь в нашем репертуаре уже был объёмный и разнообразный блок русских народных песен.
Решение принято – нужна афиша с новым названием. Специально из Москвы прилетает фотограф, и мы делаем снимки в Чите на местной сценической площадке. Уже сшиты концертные костюмы - кафтаны из тёмно-красного тонкого шерстяного сукна и белые брюки, и мы с инструментами позируем на сцене. Делаем всего несколько снимков, ничего специально не изобретая, афиша будет дополнена соответствующим фоном - это условное изображение трёх богатырей с известной картины Васнецова «Богатыри». Фотограф улетает в Москву, а мы отправляемся на гастроли (готовая афиша догоняет нас где-то в поездке).
1968 год, Чита, афиша ВИА «Добры молодцы»: Владимир Кириллов, Игорь Петренко, Владимир Антипин, Александр Петренко, Борис Самыгин, Валерий Милевский, Евгений Маймистов
Итак – название нашего ансамбля ВИА «Добры молодцы» с осени 1968 года на все времена своими корнями уходит в Читинскую землю, что за далёким озером Байкал, а сердце его родом из нашего родного Ленинграда. На профессиональной сцене мы работали уже три года!
Чита: первые гастроли – Сибирь
Первые Читинские гастроли были, пожалуй, самые продолжительные из всех – они длились 9 месяцев. Началась работа в сентябре 1968 и закончилась в мае 1969 года.
Я и сейчас многое помню из тех времён, но мне хотелось собрать, кого возможно, и посидеть, вместе повспоминать те славные времена. И вот из Израиля прилетел «Батя» - наш друг и первый радист, Володя – наш бас-гитарист, освободился от своей работы, и мы собрались втроём в Петербурге у меня в квартире на Коломенской.
Борис «Батя» Ажимов и Владимир Антипин у меня в гостях
Говорили о многом, начиная с самого детства, вспоминали ту жизнь, Автово, общих друзей и знакомых, потом перешли на нашу музыкальную группу, её развитие, гастроли, истории и забавные случаи. Я записал всё, о чём мы говорили, и для вас изложу наиболее яркие моменты прошлого, касающиеся наших читинских гастролей в одном общем «литературном» варианте, который я назвал:
Гастрольные истории, случаи, курьёзы, зарисовки.
Обосновавшись в Чите, мы репетируем и готовимся к первой поездке. Наш администратор, Григорий Яковлевич, взял себе молодого помощника из местных жителей Володю, который тут же отправился с афишами на аэродром, чтобы доставить их на наши будущие концертные площадки. В этот же день мы, к удивлению, встречаем его в нашей гостинице с бледным лицом и с афишами в руках и узнаём следующее. Он сел в самолёт (реактивный, марки ТУ), они взлетели, стали набирать высоту, и тут отказал один из двигателей. Сразу же вышли на разворот, и с трудом сели на ближайшую свободную полосу. Страху натерпелся молодой человек немало, после этого случая он оставил свою должность и занялся чем-то другим, более приземлённым. А мы в эти гастроли, в основном, передвигались из одного места в другое на самолётах – зимой в этих краях автодороги почти не использовались - поэтому бывало всякое.
Про Алдан я учил ещё в школе и знал, что это посёлок в Якутии на реке Алдан, где добывают золото. И вот мы здесь, зима уже в разгаре. Нас поселяют в двухэтажном деревянном бараке, который называют гостиницей, размещая всех в одной большой комнате на втором этаже – металлические кровати и тумбочки возле них. Где-то был умывальник – не припомню, а удобства (туалет)… во дворе. А на улице температура минус 35-40 градусов! Подошло время познакомиться с «удобствами», и вот мы – городские необученные жители, привыкшие к тёплым городским туалетам, в которых можно и поразмышлять, и почитать - бежим на улицу в небольшой деревянный домик и понимаем, что жизнь теперь у нас будет совсем другая. Выбора нет - постепенно вписываемся в существующие условия и обстоятельства - а как иначе?! В этой гостинице мы познакомились и подружились с местными лётчиками, которые летают на небольших транспортных самолётах типа ИЛ12 и более древних марки Дуглас, перевозя различные грузы во всех направлениях, в том числе, и на крайний север. Они нас быстро научили уму-разуму, ведь они из местных, а мы - новички в этих краях.
Перелетая из посёлка в посёлок: Олёкминск, Ленск, Мирный, Чернышевск, Нюрба, Вилюйск, Сангар… - нам обычно приходится ждать прилёт своего самолёта. Заснеженная взлётно-посадочная полоса свободна, и мы сразу достаём мяч и начинаем играть в футбол, иногда подключаются и местные работники. Войдя в спортивный ажиотаж, не замечаем ни холода, ни времени. Вдруг кто-то кричит во всё горло: «Бегите, самолёт садится!» И мы, что есть силы, бежим врассыпную с посадочной полосы, а оглянувшись, видим, как из кабины приземляющегося самолёта нам грозят кулаками пилоты и крутят пальцами у виска – жест нам известный с детства.
Прилетев в Якутск – столицу края, - мы, оформившись в гостинице, сразу едем с аппаратурой на площадку в Дом офицеров, где у нас вечером концерт. Холодные и голодные после перелёта сразу бежим в местный буфет и, торопясь, набираем какой-то еды и горячего чаю. Увидев на витрине холодное мясо на рёбрышках, похожее своим видом на баранину, которое здесь носило название «Ойогос», каждый берёт, сколько может съесть. Усаживаемся, но после первого откушенного куска наступает продолжительная пауза – этот вкус нам не знаком, а запах вообще вызывает неприятие организмом. Спрашиваем у буфетчицы, что это такое, и она говорит, что это конина, то есть холодное мясо на конских рёбрах. Такого мы ещё не едали, и мы решаем, что и впредь есть не будем. Но куда же девать столько добра? И тут замечаем, что в уголке наш певец Борис Суетников с аппетитом заканчивает свою порцию. Подходим и спрашиваем, как впечатление. Он показывает большой палец, и все наши порции мы переносим к нему на стол, после чего, попив чайку с булочками, уходим на сцену ставить аппаратуру. Боря пришёл намного позже, прикончив все наши порции! Пел он в этот вечер еле-еле.
Борис Суетников вообще был человеком неординарным, удивительным и талантливым. У нас он работал вокалистом, хотя был прекрасным джазовым гитаристом, о чём мы узнали много позже, и исполнял, в основном, свои песни, одна из которых называлась «Нету у меня пальто». Не обладая большим вокальным голосом, он завораживал публику непосредственностью и какой-то наивностью, и его везде принимали очень хорошо. Но в жизни он ещё был заядлым юмористом и спорщиком.
С первых гастролей, когда в случившийся выходной застолье подходило к концу, а продолжения не предвиделось, он начинал заводить спор. Зимой обычно спорил на «литр», что сейчас пойдёт на реку и искупается в проруби. Принимая это за шутку, «били по рукам», он тут же вставал из-за стола, надевал пальто и шапку и двигался к реке. Ничего не оставалось, как бежать за ним вслед, по дороге приобретая обещанный «литр» – в любом случае, потом мог пригодиться. Если не было подходящей проруби, вырубали её, как могли. И тут Боря откупоривал первую бутылку, делал несколько добрых глотков, раздевался, и, не раздумывая, бухался в прорубь. Вылезти ему помогали зрители, он допивал остальное, и все двигались в гостиницу, оживлённо комментируя происшедшее. Вторая бутылка уже шла на общий стол, и беседа продолжалась, как ни в чём не бывало. И что интересно – пьяным Боря не был – так, в подпитии, навеселе, но не пьян, как ожидали все присутствующие. Вот что значит ленинградская закваска! Летом на море он спорил, что съест живого краба, и, как всегда выигрывал спор, правда, я этого не видел, но люди рассказывали.
В Якутске стояли морозы за 50, и я, вероятно, застудил больной зуб, после чего он разболелся не на шутку. Лечить не было ни времени, ни возможности, и я пошёл на удаление. Мне объяснили, где найти врача, и с утра я отправился по указанному адресу. Это оказалась небольшая пристройка к какому-то зданию, что-то вроде флигеля. Взойдя на две ступеньки, открываю дверь и попадаю в небольшую комнату с одним окном и дверью в кабинет. Вдоль стены стоит несколько казённых стульев, на которых сидят страждущие, видимо, по тому же делу. И вот дверь отворяется, и в наш предбанничек из кабинета выходит человек, держась за щеку, а за ним сам врач – высокий мощный человек в белом халате с высоко засученными рукавами из под которых виднелись крепкие волосатые руки. Он почему-то сразу напомнил мне знакомого мясника из нашего автовского гастронома. На вопрос: «Кто следующий?» - я робко подал свой голос. Мне было велено ждать, и я ждал, наслаждаясь всеми звуками, доносившимися из-за тоненькой двери кабинета. Настал и мой черёд, меня пригласили и сразу усадили в кресло – сделали укол, и я сел тут же рядышком, а на моё место сел клиент с «заморозкой». Сижу и наблюдаю за происходящим – удовольствие редкое. Затем и я пошёл «в работу», но оказалось, что врач – специалист отменный, легко и быстро удалил зуб, и я вышел на волю. Через туманный морозный воздух светило солнышко, и я почувствовал, что Якутия преподнесёт мне ещё не один интересный подарок. Так и случилось в дальнейшем.
Концерты в Якутске успешно закончились, и мы отправились дальше по краю. Утром собираемся внизу гостиницы для выезда в аэропорт и не обнаруживаем Бори Самыгина. Он прошлым вечером ушёл в какие-то гости, а никаких координат не оставил. Его номер пришлось сдать, вещи и документы забрали с собой в надежде, что он появится в аэропорту. Но и там его не было. Сели в самолёт и всё смотрели в иллюминатор – не прибежит ли в последнюю минуту. Так и улетели без Бориса. А с ним приключилась следующее.
Проснулся он в гостях поздновато, хотя и просил разбудить в определённое время. Выскочив на улицу, сел в первую подвернувшуюся машину и помчался в гостиницу – нас нет, он - в аэропорт, где увидел, как наш самолёт растворяется в туманном утреннем воздухе. Ни вещей, ни документов, ни денег – один в середине Якутии, и что делать, неизвестно. В больших раздумьях о своей судьбе, голодный и понурый, Боря побрёл через зал аэропорта. И прямо на него натыкаются несколько лётчиков, в которых он узнаёт старых знакомых из Алдана. Но вид у них был, прямо скажем, какой-то побитый. Так и было на самом деле. Оказалось, что они слетали с грузом в очередной рейс и возвращались в Якутск. Что-то случилось с их стареньким самолётом, и они, не дотянув до посадочной полосы, упали в заснеженную тайгу. В таком виде их и увидел Боря, когда они пешком добрели до аэропорта. Он был несказанно рад этому обстоятельству, хотя на лицах лётчиков радости не наблюдалось. Объятия, расспросы, рассказы - и прямиком в буфет перекусить. В итоге Бориса пристроили на следующий рейс по нашему маршруту к знакомой стюардессе, и он на другой день снова появился в нашем коллективе.
Приезжая в очередной посёлок, где у нас вечером должен быть концерт, мы, разместившись в гостинице, обычно шли погулять и осмотреть местные достопримечательности. Выйдя на просторную улицу, мы видели как по холмам, что сверкали белым снегом за дальними домами посёлка, с веселым громким лаем носятся большие стаи бродячих собак, да таких удивительных пород и размеров, что и словами не опишешь.
Зайдя в один местный магазинчик, мы немного остолбенели: на всей свободной торговой площади стояли длинные ряды стоек для одежды, на которых были аккуратно, в соответствии с размерами развешены белые дублёнки общим количеством сотни в две. В то время ещё не пришла мода на дублёнки, но нас эта одежда сразу заинтересовала своей теплотой и практичностью. Кроме того, их цена тоже радовала – 10 рублей за штуку! Дублёнки купили все, хотя и имели свои зимние пальто, так что при переезде появилась дополнительная ноша – второе зимнее пальто. Вышли мы из магазина, преобразившись, и, подняв белые высокие меховые воротники, весело зашагали в гостиницу, где нас приняли поначалу за роту солдат – ведь дублёнки явно были армейские. Милевский, обратив внимание на то, что белый цвет довольно маркий, умудрился где-то перекрасить свою дублёнку в радикально чёрный цвет. Это его скоро подвело.
В выходные дни с раннего утра мы иногда отправлялись на местный вещевой рыночек, куда съезжались продавцы со своими товарами – изделиями народных промыслов. Мы сразу купили себе тёплые унты, Боря купил торбаса – те же унты, но внутри ещё дополнительный чулок мехом внутрь - никакие морозы не страшны. Валя Милевский отыскал для себя белоснежную меховую шапку – круглую по голове и с длинными, по полметра ушами - подобную модель я видел только в каком-то старинном фильме. Мы все позавидовали - ведь шапка из песца. И на следующий день мы отправились в очередной переезд, Валя - в своей красивой шапке, а к вечеру вся его чёрная дублёнка покрылась многочисленными белыми волосками – мех из шапки активно вылезал, и очистить его было очень сложно. Нашли специалиста, который объяснил нам, что это не белый песец, а плохо выделанный крашеный заяц. Шапка на Вале больше не появлялась.
Заглядывая в небольшие магазинчики, которые у нас бы назвали сельмагами, мы порой удивлялись некоторым товарам, которых в наших «европейских» краях никогда не встретишь. В таком магазинчике продавалось буквально всё. Поначалу нас удивляло, что здесь не было обычной водки, а торговали питьевым спиртом крепостью 95 градусов. Нам это казалось экзотикой и поначалу нравилось, хоть и пришлось научиться приводить его для употребления в нормальный, «питьевой» градус. Но действовал он на голову несколько иначе, чем привычный русский напиток.
В один из дней мы заметили активное движение мужского населения в сторону этого магазинчика. Оказалось, что туда завезли обычную водку, и народ ринулся затариваться. Пока мы оделись и пришли в магазин, полки были пусты – водка кончилась, а на витрине по-прежнему скромно стояла невзрачная бутылка питьевого спирта. Пришлось взять – вечером предстоял редкий выходной без концерта, иногда его называли «День артиста», а проще говоря – обычное застолье. Купили всяких закусок, оленины, печень трески в масле – у нас она считалась большим дефицитом, а здесь её было навалом. И тут я обратил внимание на необычный предмет, выглядывавший из-за каких-то коробок. Попросил показать, и у меня в руках оказалась акустическая гитара, корпус которой, вы не поверите, был сделан не из дерева, а из… жести и покрыт зеленоватой молотковой эмалью, да ещё сам корпус был в виде маленького гробика с резкими чёткими углами. Веселью нашему не было предела, каждый попробовал сыграть на этом диковинном инструменте. Жаль, что не купили на память.
Вечером в небольшой комнатке очередной нашей гостиницы, как всегда, - одноэтажном деревянном здании с удобствами во дворе - мы весело закусывали, спирт разводили правильно и заранее, охлаждая «изделие» в ближнем сугробе. И вот кто-то уже в ночи вышел на улицу и тут же прибежал обратно, громко призывая нас на двор. Мы вывалились, не одеваясь, на мороз, ожидая чего угодно, и замерли на месте! Над нами, обычно чёрное якутское небо, от края и до края полыхало небывалыми живыми красками - мы впервые увидели Северное сияние. Простояли, задрав головы, сколько смогли, - на дворе за 40 - а уходить в дом не хотелось, но мороз заставил. Вернувшись, заметили, что наш Володя тихонечко похрапывает, уютно примостившись на кровати. Посидели ещё и стали расходиться, а Володе для бодрого подъёма положили на грудь небольшой трансляционный приёмник, который включили в местную линию сетевой радиотрансляции, обмотали руки проводом, чтобы не сполз, и включили на всю громкость – в шесть часов утра Володя проснулся под оглушительные звуки Гимна СССР! А не ложись раньше времени. Застолье – дело общее.
Когда мы приезжали в клуб на автобусе на очередной концерт, нас выбегали встречать местные мальчишки. В одних рубашонках они хватали наши инструменты, колонки, усилители, стараясь как-то помочь. В зале уже находится публика, мы пробираемся на сцену за кулисы, начинаем расставлять аппаратуру, настраивать звук и инструменты. В клубе холодновато, и публика сидит в одежде, а нам приходиться поддевать под концертные наряды что-то тёплое. Валя Милевский за органом даёт ноту для настройки, я подхожу к нему поближе – он обычно находился слева в глубине сцены - и прошу немного выдвинуться вперёд. Меня кто-то окликнул - поворачиваюсь к центру сцены и слышу сзади оглушительный грохот! Оборачиваюсь к Вале и вижу его бледное лицо с неподвижными глазами – за ним на полу, буквально прислонившись к его ногам, очутился огромный, диаметром около метра, выпиленный из ДСП на толстой деревянной раме и раскрашенный красками «орден Ленина» весом килограммов в 25. Он оторвался и упал сверху, где, видимо, был давно и ненадёжно прикреплён и забыт там. Один шаг вперёд спасает Валерию Петровичу здоровье, а, возможно, и жизнь!
Концерт не заладился - холодно, сцена маленькая, неудобная. Приходится, убегая за кулисы, перепрыгивать через провода, которые тянутся за каждым гитаристом от его инструмента. Но вот Боря неловко поставил при этом ногу и наступил Володе на шнур, который, натягиваясь, срывает крепление через ремень и с корнем выворачивает металлический штекер с частью накладки и внутренней электроникой из его чудесной гитары «Hofner violin». На наше счастье провода не оборвались, и, вставив кое-как всё на своё место и закрепив изоляцией, мы смогли продолжить этот тяжёлый концерт.
В те времена с музыкальными инструментами в Ленинграде было трудновато, а в провинции, да ещё в такой далёкой, где мы находились, вообще не было ничего. Иногда подходили местные творческие музыкальные люди, смотрели на нашу аппаратуру, инструменты, охали, цокали языком, вздыхали, а наиболее активные просили помочь. И вот я откликнулся на одну такую просьбу, решив доставить сюда электрогитару для одного особо настойчивого просителя.
Позвонил в Ленинград, и моя мама купила в музыкальном магазине на Невском проспекте хорошую полудековую немецкую электрогитару «Музиму» за 220 рублей. Доставка была возможна только с оказией на самолёте. И через несколько дней, поздно вечером, когда я возвратился с концерта в гостиницу, дежурный вручает мне телеграмму. Открываю и вижу, что на бланке сверху крупно написано – «Международная телеграмма», а далее текст: «Встречай рейс (такой-то) бортпроводник Гюбнер». Сразу вспомнил военные детективы, радистов, заброшенных в тыл врага, шифровки, радиограммы в центр. Дежурный посматривал на меня как-то косо. Потом выяснилось, что на почте в это время не было обычных бланков, и этот текст напечатали на бланке «Международная телеграмма», будто она пришла из-за границы. Но эффект был достигнут соответствующий.
В некоторые недальние переезды мы всё же отправлялись по зимнику на автобусе, брали с собой и спирт на всякий случай. Как-то нас несколько дней сопровождал местный администратор - наш Григорий Яковлевич отлучился по гастрольным делам. Одет этот человек был тепло - в толстый меховой овчинный тулуп мехом внутрь, валенки, рукавицы, шапку. Но мы заметили, что от него крепко попахивает чесноком, и, как выяснили, – запах идёт именно от рукава тулупа. И вот, возвращаясь поздно в автобусе с концерта, останавливаемся покурить – в автобусе курить не разрешалось. Вышли в ночь на морозный воздух, кто-то предложил выпить по глоточку для «сугреву». Разлили спирт, пили без закуски, запивая водой. И вот решили нашему местному администратору сделать сюрприз – пошушукались и налили чистый спирт, а запить налили тоже спирт. Он, ничего не подозревая, пьёт свою порцию, берёт запивку и глотает её – мы молча смотрим… пауза… Крепко крякнув, он подносит к лицу свой чесночный рукав и глубоко втягивает носом воздух, ещё раз крякает и, не сказав ни слова, спокойно залезает в автобус. Мы так рты и открыли – вот это выдержка и местная закалка! Ожидали чего угодно: крика, ругани, скандала. Но он не проронил ни слова. Посрамил нас, мальчишек, местный абориген, и более на подобные шутки мы никогда не отваживались.
Со временем нас стали просить выступать и для детей - в этих далёких заснеженных краях им тоже хотелось приобщаться к музыке и культурному веселью. Мы специально подготовили «Детский концерт», включив в него дополнительные музыкальные номера и миниатюры – его мы обычно работали с утра. В одной из миниатюр я изображал Фантомаса (французский фильм «Фантомас» шумно прошёл на киноэкранах страны), а Валя Милевский был моим противником – стало быть, комиссаром Жювом. И вот в конце миниатюры я читаю газету, прикрывая ею лицо – ведь у меня на голове чёрный капроновый чулок, и дети ещё этого не знают - ожидаю Валиного выхода из-за кулис… И вдруг распахивается дальняя входная дверь в конце зала, раздаётся душераздирающий вопль, и из неё выбегает Милевский… с топором в руках он несётся через зал по проходу. Дети начинают сползать с кресел и прятаться под них, а Валентин, войдя в раж, выбегает на сцену, вырывает у меня из рук газету – здесь дети, увидев мою голову в чёрном чулке, прячутся ещё глубже - и готов меня победить! Я по сценарию хохочу неприятным фантомасовским смехом и стреляю в Милевского из пистолета (это был финал), а он не убивается. Повторный выстрел, а ему - хоть бы хны… - он пытается меня порубить своим топором на кусочки. Кое-как закончили мы эту миниатюру, напустив на детей такого страха, что потом долго оправдывались перед взрослыми папами и мамами.
Концерт продолжался, я краем глаза замечаю, как слева между первым рядом и сценой медленно движется какая-то небольшая фигура. Поворачиваю голову и вижу маленького ребёнка (чуть больше года), идущего неуверенной походкой перед сценой, во рту у него большая соска, он смотрит на нас с таким изумлением и восторженным выражением лица, что смех подступает к самым моим губам, но я сдерживаюсь. И вот постепенно его начинают замечать другие участники ансамбля, а в это время мы исполняем какую-то песню, ребёнок доходит до центра своего пути, и тут мы не выдерживаем – начинаем хохотать во всё горло, сдержаться было невозможно. Зал ничего не понимает – им не видно маленького человечка, а мы прервали песню - остановить свой смех были не в силах. Просим, чтобы убрали ребёнка, откуда-то выныривает зазевавшаяся мама и забирает это чудо к себе на руки.
Резюме: на концерте импровизация без подготовки – дело тонкое и непредсказуемое! Детский концерт – это не только работа, но и тесный контакт со зрительным залом, откуда на вас смотрит не одна сотня детских доверчивых глаз, и стоит быть готовыми ко многим нестандартным ситуациям и неожиданностям!
В напряжённой ежедневной работе приходилось быть всегда очень аккуратным и собранным. Выехали как-то на детский концерт утром довольно рано. Необходимые вещи, аппаратуру и инструменты приготавливали загодя, чтобы с утра одеться, обуться и - в автобус. Приехали по зимнику в наш следующий зал, разворачиваемся, в зале, как обычно, уже народ – дети. «Батя» поставил микрофонные стойки, лезет за микрофонами, а их нет! Он их забыл в гостинице. Ехать обратно бессмысленно - далеко. Положение абсолютно безвыходное – работать невозможно. Уж не знаю, как Григорий Яковлевич решал вопрос с нашими зрителями, а на «Батю» он «повесил» кассовую стоимость этого концерта. Утешило его только одно, что детский концерт стоил в два раза дешевле обычного вечернего, да и мы с ребятами сбросились и помогли нашему забывчивому радисту рассчитаться с директором.
Приехали однажды в удивительное место. Посёлок находился как бы внизу огромной чаши, через которую протекала быстрая бурливая речка – шум её был слышен издалека, даже в такие морозы она не замерзала. Покатые склоны вокруг посёлка поросли высокими смолистыми елями и соснами, и всё снежное пространство сверкало и искрилось в лучах яркого солнца. Мы с дороги зашли в местную столовую подкрепиться – это была огромная рубленая изба из толстенных сосновых брёвен. Дверь открывалась сразу в общий зал, и при входе вместе с тобой врывалось большое облако белого морозного воздуха. У буфетной стойки я обратил внимание на довольно молодую женщину, тепло одетую, и с охотничьим ружьём за плечами. Она допила стакан горячего чая и незаметно вышла наружу. Мы набрали еды, расселись за столы и основательно, не спеша, позавтракали. Выходим после трапезы наружу и видим, как из ближайшего леса, что окружал кольцом весь посёлок, выходит наша знакомая, а на поясе у неё висит только что добытый огроменный глухарь. Видно, что хозяйка толково и по-деловому, легко и просто, обеспечила свою семью отменным обедом, а нам суждено было в столовой хлебать жиденькие щи и кушать котлетки с пюре.
Добравшись до Сангар, мы застреваем на несколько суток. Дело в том, что нам надо перелететь через Верхоянский хребет на следующую точку в Батагай. Поселяемся прямо в местном маленьком аэропорту в каком-то общежитии. Сидим и ждём - то здесь нелётная погода, то там, за хребтом. Григорий Яковлевич опять отправился куда-то по гастрольным делам, а с нами остался его теперешний помощник – бывший портной из Одессы, маленький и весёлый человечек с великолепным украинско-одесским акцентом. И вот ранним утром он вбегает к нам в комнату и кричит, что есть мочи: «Быстрее в самолёт на посадку, вже ж турбины вэртяться!» Мы вскакиваем (спали прямо в одежде), хватаем своё добро и с полузакрытыми глазами спешим к самолёту, который ждёт нас метрах в ста от нашей почивальни. Приблизившись к аэроплану, узнаю знакомую с детских лет модель военного транспортного самолёта марки «Дуглас» («Douglas») – на таких обычно забрасывали парашютный десант в тыл врага. Подходим с хвоста, и я вижу, что добрая половина заклёпок на хвостовых стабилизаторах просто болтается в воздухе, выскочив из своих гнёзд – так уже износился этот старый воздушный труженик. Нам дружелюбно открывают широкую, промёрзшую и покрытую инеем дверь в «салон» (она отодвигается вбок, как на грузовом железнодорожном вагоне) и приглашают внутрь. Внутри всё то же знакомое по фильмам убранство: металлическая обшивка и металлические же длинные лавки вдоль стен. Садимся, поджав ноги, и медленно съезжаем к хвосту – промёрзшие скамьи расположены под наклоном, как и сам самолёт, который имеет третье колесо в хвосте внизу фюзеляжа; всё выровняется только когда взлетим. На лицах наших появляется некоторое сомнение, но делать нечего – надо лететь. И вот в «салон» заходит командир самолёта и с шумом захлопывает большую металлическую дверь, через оставшиеся щели которой я вижу наше тёплое и уютное общежитие, где нам снились такие хорошие сны про родной дом, друзей, про папу и маму. Внимательно гляжу на главного пилота - он закута во всё меховое, рукавицы с большими крагами, на ногах лохматые летчицкие унты, перехваченные ремнями и кожаные внизу. Его тёмное, изборождённое морщинами лицо с большим орлиным носом напоминает мне старого грозного пирата – другого ощущения просто нет! Он весело говорит нам: «Ну, что, ребята, замёрзли? Сейчас прогреем». Подъезжает большая машина, из которой в самолёт протягивают толстый гибкий шланг, даже, скорее, трубу, по которой гонят горячий воздух, чтобы оживить самолёт, да и нас в том числе. Но вот подготовка закончена, пилот за штурвалом прогревает двигатели, и мы выезжаем на взлётную полосу – полетели! Набрали высоту, и, вроде успокоились, даже начали переговариваться. Вдруг обороты одного из двигателей значительно увеличиваются, а сам самолёт наклоняется на одно крыло, будто для разворота. Но поворачивать он не намерен, и тут я вижу в иллюминатор, что один из пропеллеров не крутится, как положено! Знаю, что это значит, смотрю вниз, а там горы, утёсы и горные пики – садиться некуда. Видим, что дело совсем кисло – сидим в задумчивости и призрачной надежде. Но пилот оказался явный ас – осторожно и аккуратно довёл самолет через хребет до Батагая и посадил очень плавно и точно. Мы вывалили на землю, которая показалась такой родной и желанной, и ринулись завтракать в аэропортовскую круглосуточную столовую. Сидим, обмениваемся впечатлениями… Мимо проходит экипаж нашего счастливого «лайнера», и мы слышим: «Ну что, ребята, поволновались? Да, уж сегодня нам здорово повезло». Отвечаем: «Да, повезло, на одном моторе долетели!» А они в ответ: «Это ещё не всё: убирали самолёт с полосы в ангар, так у него хвост отвалился!!!» Доесть свой завтрак мы уже не смогли – пропал аппетит.